"I don't want to set the world on fire..." Он и без меня справится.
Ветер гуляет по улицам. Поднимает так и не сгнившие листья с земли, кружит ими. Ночь уже вроде как обьявила о своем приходе, но я в это верить стремительно не хочу.
Месяц, тонкий серпик, проплывает по небу, беззаботно играет в прятки среди облаков.
Ветер гуляет по комнате. Поднимает листья бумаги с так и не дописанными стихами, кружит ими. Ночь принесла в комнату холод и темноту. Все замерло, только листья, белые, все еще кружат.
Ветер в гуляет в голове. Тихо шелестит не сбышимися желаниями и старинными образами. Стены города, комнаты, сознания расступаются.
На залитым месячным сиянием поляне, за уносящейся стремительно вверх лестницей, величественно встают руины...
И как в древних сказаниях, сияя мертвенной красотой, медленно, словно желая показать всю величественность этого момента, город начинает оживать... Люди ходят по его улицам, приветственно кивая, щебечут птицы; месяц превращается в золотое солнце, а навстречу, распростерши обьятия, бегут ложные мечты...
Они так заманчивы, так просты и наивны...
Их обьятья так желанны и прекрасны...
От них веет пряным запахом счастья...
Но глаза их холодны, а руки сулят лишь смерть и отчаяние.
Они вспыхивают горячим, веселым пламенем.
Разметаю их.
Город полыхает пожарами, люди улетают как листья черной, угольно-черной бумаги, уносимые равнодушным, серым ветром.
Огонь смеется, радуется долгожданной свободе.
Ласкает меня, согревает, подмигивает озорно в последний раз и сжигает дотла.
Просыпаюсь.
Холодно.
Хлопает окно, распахнутое ветром.
На полу и на кровати валяются белые листья бумаги.
Тихо шелестит ветер...
Месяц, тонкий серпик, проплывает по небу, беззаботно играет в прятки среди облаков.
Ветер гуляет по комнате. Поднимает листья бумаги с так и не дописанными стихами, кружит ими. Ночь принесла в комнату холод и темноту. Все замерло, только листья, белые, все еще кружат.
Ветер в гуляет в голове. Тихо шелестит не сбышимися желаниями и старинными образами. Стены города, комнаты, сознания расступаются.
На залитым месячным сиянием поляне, за уносящейся стремительно вверх лестницей, величественно встают руины...
И как в древних сказаниях, сияя мертвенной красотой, медленно, словно желая показать всю величественность этого момента, город начинает оживать... Люди ходят по его улицам, приветственно кивая, щебечут птицы; месяц превращается в золотое солнце, а навстречу, распростерши обьятия, бегут ложные мечты...
Они так заманчивы, так просты и наивны...
Их обьятья так желанны и прекрасны...
От них веет пряным запахом счастья...
Но глаза их холодны, а руки сулят лишь смерть и отчаяние.
Они вспыхивают горячим, веселым пламенем.
Разметаю их.
Город полыхает пожарами, люди улетают как листья черной, угольно-черной бумаги, уносимые равнодушным, серым ветром.
Огонь смеется, радуется долгожданной свободе.
Ласкает меня, согревает, подмигивает озорно в последний раз и сжигает дотла.
Просыпаюсь.
Холодно.
Хлопает окно, распахнутое ветром.
На полу и на кровати валяются белые листья бумаги.
Тихо шелестит ветер...